Такая беспризорность соотносима лишь с беспризорностью самой Атлантиды, помещаемой исследователями в самые разные точки современного физического универсума. Ниже мы попытаемся найти место Атлантиды в универсуме античном.
Краеугольным камнем атлантической проблемы остается вопрос о достоверности платоновского текста, потому что все сведения об Атлантиде или содержатся в «Тимее» и «Критии», или к ним восходят 1. Чаще всего вопрос формулируется так: «Стоит ли верить Платону? 2 Тем самым предполагается, что Платон рассчитывал на такое же восприятие своего рассказа, на какое впоследствии рассчитывали авторы карты капитана Кида, хотя, возможно, и руководствовался при этом не любовью к исторической истине, но утопическим пафосом. Между тем представляется целесообразным сформулировать вопрос несколько иначе, а именно: «Хотел ли Платон убедить своих читателей в существовании Атлантиды?» Ибо если Платон подобных намерений не имел, то ни одна точка земного шара не будет платоновской Атлантидой — а другой мы не знаем, несмотря на многочисленные попытки отождествить с Атлантидой географические объекты, не соответствующие платоновскому описанию большого острова за Геракловыми столпами, населенного могучим народом и погибшего за девять тысяч лет до Солона. Исправить это описание в сторону достоверности нельзя, поскольку неизвестно, в какой стороне находится достоверность. Поэтому далее речь пойдет только об этой «настоящей» Атлантиде.
----------------------
1 Guthrie W.K.C. A History of Greek Philosophy. V. 5. - Cambridge, 1978, р. 248.
2 Безосновательно положительный ответ в последнее время настолько чаще безосновательно отрицательного, что можно говорить о присущем нашей эпохе «атлантическом благочестии». Каждое культурное направление имеет свое нормативное прошлое — аналог и/или субститут традиционного времени мифов. Новоевропейская тенденция к удалению этого сакрализованного прототипа в область малоизвестного или непознаваемого может объясняться аморфностью новоевропейских культурных норм, выражающейся в замене конкретного «самоопределения через прошлое» негативным «самоопределением через гипотезу». Образцом такого гипотетического самоопределения является миф об атлантических «учителях учителей», научивших человечество всему, т. е. ничему.
67
Согласно Платону, Атлантида была не единственной могучей державой древности: цари Атлантиды вели не слишком успешные войны со столь же цивилизованными и могучими предками афинян {Tim. 25 аbс). Никакими археологическими свидетельствами существование этих пра-Афин не подтверждается. Отождествление пра-афинской цивилизации с микенской так омолаживает Атлантиду, что платоновский миф утрачивает смысл. Поэтому в атлантологических изысканиях о пра-Афинах упоминается довольно глухо. Порой высказывается предположение, что пра-Афины — патриотический вымысел, долженствующий уравновесить рассказ о величии Атлантиды. Однако существование Атлантиды тоже не имеет достоверного подтверждения, а потому делить сведения Платона на истинные и ложные на основании столь, по-разномуинтерпретируемого отсутствия археологических данных вряд ли целесообразно.
К парадоксу пра-Афин добавляется и другой парадокс — комментарий Прокла к «Тимею». Комментарий этот огромен, вся его первая книга посвящена Атлантиде и изобилует ссылками на предшественников Прокла: Лонгина, Порфирия и др. Однако как раз в «Тимее» об Атлантиде говорится очень немного, хотя объем диалога весьма обширен. Атлантида — главная тема сохранившейся части «Крития» однако на «Крития» Прокл только ссылается, явно рассматривая этот диалог как подсобный. Сходного мнения держатся и современные комментаторы3. Действительно, в «Тимее» Критий обещает рассказать об Атлантиде подробнее, а затем исполняет обещание — но тогда нельзя забывать, что рассказ его является иллюстрацией к «Тимею».
В «Тимее» трактуются наиболее общие проблемы гармонически устроенного космоса, описываемого отчасти в мифологических категориях. Главный оратор здесь не Сократ, а пифагореец Тимей. Прокл предполагает, что Платон воспользовался реально суще-ствовавшим космологическим сочинением Тимея (In Tim. 13b). Таким образом, ближайший контекст предания об Атлантиде — пифагорейс.кая космология.Далее. Диалоги Платона всегда воспроизводят конкретную (пусть вымышленную) беседу. Действие «Тимея» происходит в доме афинского богача и аристократа Крития через два дня после того, как там же, в несколько более многочисленном обществе, велась беседа, описанная в «Государстве». Рассказ Крития об Атлантиде (в самом начале «Тимея») увязан с «Государством»; Критий говорит, что пращуры афинян, воевавшие с Атлантидой, жили по тем законам, о которых давеча говорил Сократ (Tim. 26сd). Таким образом «Государство» является декларированным контекстом предания об Атлантиде.
---------------------------
3 Платон. Сочинения в трех томах, т. III, ч. 1 — М., 1971, с. 676 (примечания А. А. Тахо-Годи) и др.
68
Кроме этих двух философских контекстов, имеется также и третий. Критий пересказывает гостям то, что узнал от своего деда на празднике Куреотис, и истинность этого рассказа подкрепляется авторитетом Солона (Tim. 21b). Добросовестный Прокл объясняет, что на празднике Куреотис (буквально «отроческий») детей записывали в отцовскую фратрию, а школьников, записанных во фратрию ранее, приводили показаться старикам и продемонстрировать успехи в учении — как и во все времена, эта демонстрация состояла главным образом в чтении стихов наизусть (In Tim. 27 ef). Очевидно, что Куреотис был инициационным праздником 4. Маловероятно, что старики могли нарушить праздничный этикет, сообщая инициируемым нечто неуместное и незначительное. Итак, по Платону, Критий узнает об Атлантиде в том возрасте и в тех обстоятельствах, когда детей обучают священной истории; иными словами, сам Платон помещаетпредание об Атлантиде в мифологический контекст, притом что миф рассматривается как средство обучения.
Поучительность рассказа об Атлантиде подчеркивает и Прокл, отмечающий в своем комментарии, что история Атлантиды образно передает историю космоса {In Tim. 2b), так как «мифыпоказывают события через символы» (Ibid. 10c). Подобные взглядыстали впоследствии поводом для недоверия к неоплатоникам и, в частности, к Проклу. «Прокл взял на себя задачу показать, что война богов у стен Трои есть на самом деле глубокий мир, и он же взял на себя другую, параллельную задачу — показать, что война платоновского умозрения против гомеровской мифологии тоже есть - глубокий мир» 5. Однако задача, взятая на себяПроклом, не кажется при более внимательном взгляде такой уж бесполезной. Представляется поспешным объяснение метода Прокла дурным влиянием «схоластического универсализма» или «сумерек язычества» 6. Прокл, действительно, «мирно» противопоставляет якобы взаимоисключающие явления, но объясняется это именно его приверженностью к классическому платонизму» т. е. к диалектическому анализу космоса в его целостности: космос, по Проклу, «держится на гармонически соединенных противоположностях» (In Тim. 54a). Война богов у стен Трои не только на Прокла, но и на любого мифолога не может произвести впечатления действительного конфликта, поскольку эпические антагонисты остаются антагонистами только в рамках эпоса, а в космологии и религиозной практике сосуществуют мирно. О специфике эпического отражения мифояогии писалось неоднократно 7. Есть ли какие-нибудь свидетельства о вражде Афродиты, Афины и Геры?
----------------------------
4 Афинская инициация была многоступенчатой: запись во фратрию, стрижка волос, военная служба (эфебия). По некоторым данным ритуальная стрижка также приурочивалась к празднику Куреотис.
5 Аверинцев С. С. Неоплатонизм перед лицом платоновской критики мифопоэтического мышления. — Платон и его эпоха. — М., 1979, с. 89.
6 Там же, с. 95.
7 Dumézil G. La saga de Hadingus. Paris, 1953; Idem. Mythe et épopée. Paris, 1973.
69
Их спор из-за яблока — эпическое отражение трех видов счастья, предложенных на выбор Парису, а эти три счастья (власть, военная слава, любовь) в свою очередь отражают противопоставление трех социально-мифологических функций (магико-юридической, военной и производительной) 8, гармония которых обеспечивала гармонию космоса и общины. Эта архаическая трехсословность, как уже отмечалось, нашла отражение в консервативной утопии Платона 9 — так сближаются общими космологическими установками сказочный суд Париса и умозрительный идеал «Государства».
Вряд ли стоит утверждать, будто Платон «воевал» с Гомером. Целесообразнее предположить, что Платона не устраивал самый жанр эпоса— как раз из-за двусмысленности эпического конфликта. Так в «Государстве» говорится, что не стоит рассказывать юношам о делах Крона (то есть о пожирании им собственных детей), пусть такие истории слушают немногие и втайне (377d— 378а), как и предания о войнах среди богов (378bс). Нельзя не отметить, что Платон оказался прав: не нанеся ущерба греческому благочестию, мифы эти принесли в конце концов вред, породив некоторые нелепые теории, вроде «борьбы аполлоновской и дионисийской религий», и скомпрометировав такого серьезного философа, каким был Прокл. Платон отвергал эпический текст, но не отвергал мифа, лежащего в основе этого текста. Иными словами, Платон вовсе не воюет против гомеровской мифологии, но находит неуместным (соблазнительным для неискушенного ума) общепринятый вид эпического повествования, которое само по себе является не мифологией, но способом ее сообщения. Различие между Гомером и Платоном, таким образом, заключается не столько в их представлении об устройстве мифологической вселенной, сколько в методе ее описания: в первом случае метод поэтический, во втором — дидактический (по Проклу: мифы «вдохновенные» и «воспитательные»). Оба типа мифологических сообщений проанализированы Платоном в «Государстве»
(377b—403с), причем, не отвергая абсолютно тексты первого типа, Платон явно предпочитает дидактические мифы как более пригодные для обучения — и сам их создает.
Стало быть, историю Атлантиды целесообразно, вслед за Проклом, рассматривать именно как дидактический миф, тем более, что Платон сам предупреждает нас об этом, приурочивая детское воспоминание Крития к празднику Куреотис. Платоновский дидактический миф должен обладать двумя свойствами: но-первых, это должен быть текст, основанный на базисных представлениях греческой космологии, т. е. миф в контексте мифов, а не что-то совсем новое, хотя бы и «мифообразное», во-вторых, в этом тексте должна сообщаться некая существенная информация, отражающая воззрения Платона,прежде всего положения «Тимея» и «Государства» (соответственно космологические и социальные) — т. е. философский миф должен читаться в философском контексте.
-----------------
8 Dumézil G. L'idéologie tripartie des indo-européens. - Bruxelles, 1958, р. 58.
9 Bodeüs R. Société athénienne, sagesse grecque et idéal indoeuropéen. - L'antiquité classique, 1972, fasc. 2, р. 455—486.
70
На мифологичность рассказа об Атлантиде указывают не только обстоятельства его сообщения, но и само название сказочного острова. В недавно появившейся статье А. И. Немировского отмечается, что «Атлантидой» называлось сочинение Гелланика Митиленского (V в. до н. э.), вероятно, знакомое Платону и посвященное описанию Крита, где, по преданию, царствовали потомки титана Атланта. Однако платоновский Атлант (первый царь и эпоним Атлантиды), по мнению Немировского, только тезка «настоящего» 10. Надо сказать, что и вообще большинство современных исследователей и комментаторов призывает не путать двух Атлантов. Так, комментируя слова Крития о том, что и Атлантида и Атлантический океан названы по Атланту, сыну Посейдона (Crit. 114b), А. А. Тахо-Годи пишет, что «кроме Атланта, сына Посейдона и Клейто [т. е. царя Атлантиды — Е. Р.], был титан Атлант, брат Прометея и отец Гесперид» 11. Представляется несколько странным, что Платон назвал своего царя именем, единожды употребленным и связываемым с хорошо известным, включенным во множество сюжетов мифологическим персонажем. Вряд ли он мог рассчитывать на позднейших комментаторов, а стало быть, не мог и рассчитывать, что путаница не возникает. Поэтому трудно предположить, будто Платон, делая царем и эпонимом Атлантиды Атланта, имел в виду какого-то «другого» Атланта — тогда он и назвал бы его по-другому. У такого внимательного комментатора и такого дотошного знатока мифологии, как Прокл, тождество титана Атланта и царя Атланта не вызывает ни малейших сомнений: он пишет, что страна названа по Атланту, так как тот — «величайший титан» (In Tim. 54с), и затем строит на этом значительную часть своих рассуждений. Действительно, если сравнить Атланта «Крития» (Crit. 113с—114b) с Атлантом — держателем небес, то становится ясно, что первый представляет собой историзированного двойника второго.Платоновский Атлант — сын Посейдона, главного морского божества. Он царствует на отдаленном острове, расположенном за западной границей ойкумены, т. е. за Геракловыми столпами. Он родился и обитает на высокой горе. Он дал свое имя Атлантическому океану.
--------------------
10 Немировский А. И. Две Атлантиды. —Вопросы истории, 1978, № 3, с. 214—220.
11 Платон. Сочинения в трех томах, т. III, ч. 1, с. 681.
71
«Классический» Атлант — титан, сын титана Иапета, однако по своей матери Асии — внук Океана, что является вариантом родства с морем 12. Атлант обитает на дальнем Западе в садах Гесперид, иногда помещаемых в стране гиперборейцев (Apollod. II, 5, 11). Гесиод, перечисляя детей Ночи, называет также и Гесперид, охраняющих за Океаном золотые яблоки (Theog. 215—216). Позднее сказочные сады приобретают некоторую географическую реальность, располагаясь, по свидетельствам Плиния (Hist. nat. VI, 31, 36) и Помпония Мелы (III, 10), на западе африканского континента или на островах Атлантического океана, получившего свое имя, разумеется, именно от титана Атланта. Связь классического Атланта с горой очевидна, так как по своей функции во вселенной Атлант — алломорф мировой оси, другим распространенным алломорфом которой является гора. Отсюда соотнесенность Атланта с Атласскими горами, подкрепляемая сохранившимся у Овидия мифом об африканском царе Атланте, отказавшем в гостеприимстве Персию, который за это головой Медузы обратил его в гору (Met.. IV, 627 sq.)
Стало быть, Прокл снова оказался прав: два Атланта имеют не только общее имя, но и общие характеристики, так что вообще не остается повода говорить о двух Атлантах — царь Атлантиды и обитатель садов Гесперид зримо сливаются в образе одного мифологического персонажа, обитателя и эпонима Внешнего моря. Поэтому пора посмотреть, как Прокл объясняет историю Атлантиды, — появились достаточные основания доверять его объяснениям.
Прежде всего Прокл (в отличие от современных атлантологов) обращает внимание на рассказ египетского жреца о мировых катастрофах, предшествующих истории Атлантиды (Тim. 22сdе). Жрец говорит, что уже бывали случаи гибели людей от различных бедствий, а именно от великого пожара или великого потопа, причем и то, и другое объяснялось периодическими отклонениями небесных светил и происходило многократно. Одним из таких потопов кончается и история борьбы пра-Афин и Атлантиды — гибнут оба государства, но Атлантида полностью погружается в морские волны, а часть обитающих на материке пращуров греков остается в живых (25сd), хотя и забывает свою былую славу и разумные законы. Сам Прокл вполне верит в реальность таких мировых катастроф {In Tim. 58а), однако верит он и в учение Пифагора о мировых периодах, а Тимей, как отмечалось выше, — пифагореец, и весь диалог создан под сильным влиянием пифагореизма. Каждый пифагорейский период представляет собой историю космоса от начала до конца: становление, упадок, гибель (In Tim. 32d). Гибель означает возвращение к начальному хаосу, т. е. к докосмическому состоянию материи. Этим «первовеществом» в мифологии (а следом — ив философии) часто оказывалась какая-то определенная стихия. Для пифагорейцев главнейшими стихиями были огонь и вода, которые в их мифологической диалектике противопоставлялись
------------------------
12 Нельзя не отметить, что у персонажей греческоймифологии родословная не относится к числу постоянных характеристик. Так, Афродита обычно представляется дочерью Зевса, но у Гесиода она - дочь Урана. Тем не менее в этих переменных генеалогиях имеются некоторые постоянные элементы: например, Афродита в обоих случаях рождается от союза небесного бога с морем. Равным образом, постоянным элементом генеалогии Атланта можно назвать его связь с морем.
72
как Солнце и Луна, мужское и женскоеи т. д. В космосе стихии находятся в равновесии, однако любое отклонение от равновесия вызывает перевес одной из стихий — тогда все горит или тонет. Поэтому, по Проклу, цикл оканчивается
победой то одной, то другой стихии {In Tim. 32е). А, стало быть, история Атлантиды относится к одному из предшествующих космических периодов {1п Тип. 39а), причем вовсе не к тому, который предшествовал нынешнему. Для Солона Девкалионов потоп был глубочайшей древностью, что и вызвало поучительный рассказ старого жреца {Tim. 22аb). В «Критии» сообщается, что потоп, погубивший Атлантиду, был третьим по счету перед Девкалионовым (112а), между тем жрец упоминает в качестве причины космических катастроф еще и пожары, чередующиеся с потопами.
В рассказе об Атлантиде для Прокла наиболее существенна борьба Атлантиды с пра-Афинами и победа последних — это главное событие того космического периода {In Tim,. 39f), образ космического противоборства (41 а, 63с), символ творения космоса (59а). А если так, то следует сравнить это повествование с традиционной космогонией и прежде всего с основным сюжетом греческой космогонии — с титаномахией. Атлантида есть символ титанов, Афины символизируют олимпийских богов, победа которых означает окончательное устройство космоса {In Tim. 24а, 54с и др.). Действительно, Атлант — титан и к тому же брат Прометея, врага Зевса, а Афина, одна из главных героинь титаномахии, покровительствует не только афинянам, но и их предкам, описанным в «Тимее». С «богословской точностью» (53а) Платон, по Проклу, в борьбе титанического и божественного показывает пример победы разумного космического начала над хаосом (51f). Не таковы ли были и греко-персидские войны, когда эллины под водительством Афин победили варваров-пенсов и освободили подвластные им народы (54b и др.)? Возведение греко-персидских войн к мифологическим конфликтам Европы и Азии имеет в античной культуре богатую традицию (ср. Herod., I, 1). Будучи (как и всякий миф) многозначен, миф об Атлантиде соотносится, по Проклу, и с местным аттическим преданием о споре Афины и Посейдона за власть над Афинами {In Tim. 53а). Подобно тому, как древние возводят свои объяснения к Осирису и Тифону или к Дионису и титанам, так Платон начинает свои рассуждения с истории Афин и Атлантиды (24а), описывая космическое противоборство — ἐναντίωσις посредством символов и загадок (41а, 63с) и в соответствии с космотворческой парадигмой (59а).
Мы намеренно отказываемся от традиционного перевода платоновского παράδειγμα 'первообраз, умопостигаемый образец', в подражание которому демиург творит вселенную {Tim. 29е—31 b), — обиходно-терминологическое «парадигма» в данном случае точнее передает суть дела. Парадигма есть инвариантная модель, описывающая свойства того или иного явления (например, парадигма глагола описывает весь комплекс глагольных форм). Соответственно, обучение парадигме предполагает передачу обу-
73
чаемому этой инвариантной модели. Однако непосредственное сообщение инварианта невозможно, и отсюда школьное значение слова «парадигма» — конкретный грамматический пример, способствующий усвоению общего правила. В конкретности школьной парадигмы может быть и некоторая идеологическая нагрузка: так школьники античного Рима учились первому склонению на слове musa, а школьники Рима христианского предпочитали языческой музе нейтральную розу — но склонение было одинаково.
Платон мог бы изложить вместо истории Атлантиды классическую титаномахию. Но, во-первых, как уже было сказано, его не устраивал самый жанр эпоса — о войне богов он писать не хотел. Во-вторых, слишком традиционный сюжет не был бы воспринят как эпифания космической парадигмы: из-за своей общеизвестности он не привлек бы внимания. Платон хотел предварить и предварил «Тимея» примером победы космического (божественного) начала над хаотическим (титаническим). Он это сделал, всячески предупредив читателя, на внимание которого имел право рассчитывать, что рассказывает дидактический миф, объясняющий грамматику космоса. Он назвал остров Атлантидой, царя его Атлантом, поместил страну эту во Внешнем море, перенес все действие в давно прошедший космический период. И все-таки даже Проклу это пришлось потом объяснять 13. Объяснение Прокла опровергает не только тех, кто ищет Атлантиду на дне мирового океана, но и тех, кто отрицает ее существование, ибо это-де утопия. Шаткость такого взгляда уже обращала на себя внимание исследователей. Отмечалось, что у Платона утопичны пра-Афины (сходство которых с идеалом «Государства» декларируется), но Атлантида — агрессивная держава, и, стало быть, весь миф — предостережение Афинам не испортиться подобно Атлантиде 14. А. И. Немировский считает, что Афины — идеал демократии, а Атлантида — монархии 15. Что же это за демократия с наследственными кастами? Платон действительно был великим утопистом: в «Государстве» он нарисовал картины идеального, с его точки зрения, общества, но к Атлантиде вряд ли применим этот утопический идеал. И все-таки проблема «Атлантиды-утопии» не до конца решается комментарием Прокла, который не объясняет существования «Крития».
------------------------------
13 Сам Прокл не отрицал реальности Атлантиды {In Tim. 54f) и спорил поэтому поводу с Крантором (24аb). Однако для Прокла Атлантида—реальность того же рода, что и происхождение афинян от Гефеста и Геи (44d), гибель Фаэтона (35d) и т. п. — традиционная и платоновская мифология у него не противопоставлены, так что в подтверждение «Тимея» он ссылается на явно мифологическое свидетельство некоего Марцелла, писавшего в своей книге «Эфиопика» о сказочных островах в Западном море (In Tim. 54f).Не говоря уж о том, что Марцелл, несомненно, жил после Платона и испытал влияние атлантического мифа, отметим, что все античные «Эфиопики» всегда носили сказочно-утопический характер, так как эфиопы были своего рода «южными гиперборейцами», обитающими в блаженной стране Солнца.
14 Guthrie W.K.C. Op. cit., р. 250.
15 Немировский А. И. указ. соч. с. 219.
74
Конечно, «Критий»— сочинение вспомогательное, подробное изложение краткого рассказа «Тимея». Однако зачем понадобились эти подробности? Для концепции Прокла достаточно сведений «Тимея» 16, роль «Крития» подсобна и необязательна. Значит, доказав верность концепции Прокла, мы все-таки не можем считать ее исчерпывающей и должны найти в космической грамматике Платона нечто, вызвавшее у него потребность добавить к «Тимею» «Крития».
Самой существенной особенностью «Крития» является то, что он дошел до нас не полностью. Вряд ли мы когда-нибудь узнаем, что сказал Зевс богам по поводу некогда славного рода потомков Атланта (Crit. 121с). В сохранившихся главах Критий сначала описывает пра-Афины, уделяя много внимания вопросам, которые сейчас бы назвали экологическими. Описание пра-Афин неприкрыто утопично, но довольно кратко. Если в «Тимее» главное — именно победа «божественного» над «титаническим», то в Критий основное внимание уделяется «титаническому» — Атлантиде (даже сохранившаяся «атлантическая» часть диалога втрое больше «афинской»). Агрессивный западный остров, связанный своим названием с врагами олимпийских богов, приобретает более конкретные очертания, даже, пожалуй, сближается через Посейдона с олимпийским космосом. Более того, в описаниях Атлантиды, действительно, имеются утопические штрихи — благоденствие, изобилие храмов и т. д., и т. п., что трудно связать с «титаническим хаосом». Даже географические подробности, вдохновлявшие затем стольких искателей Атлантиды, для Платона были признаком утопического жанра — очень географично описание пра-Афин, идеальный полис «Законов» помещен в довольно конкретную географическую среду 17. Эта утопичность имеет своим источником несколько по-иному осмысленные свидетельства «Тимея»: поклонение титанов в античной традиции связывалось не только с борьбой хаоса и космоса, но и с представлениями о золотом веке, когда правил титан Крон. Во «внешнем море» обитает и убитый Гераклом чудовищный Герион, и счастливый народ гиперборейцев. Прокл сравнивает Атлантический океан с преисподней {In Tim. 54b), однако уже отмечалась амбивалентность греческого ада (Тартар и Элизий) и двойственность предвечного хаоса.
--------------------------
16 Ученик Прокла Марин в жизнеописании Прокла передает мнение своего учителя, что-де из всех древних книг следует оставить только оракулы и «Тимея», а все прочее уничтожить, как сбивающее с толку (Прокл, или О счастье, 38. — В кн.: Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. — М., 1979).
17 Если можно в данном случае говорить на основании читательских впечатлений, то хочется отметить, что Платон, судя по всему, интересовался не только согласием человека с природой, но и испытывал чисто любительский, не связанный с философскими занятиями интерес к рельефу местности. Некоторые свои космологические идеи он мпфопоэтическп оформляет именно в категориях гор и долин (например в «Федоне») — и вполне вероятно, что это объясняется просто его личными пристрастиями, которых он (будучи лишь предшественником современной науки) не стыдился.
75
Характерно в этом отношении известное функциональное сходство Атланта с Аполлоном. Гомер называет Атланта «коварным, ведающим глубину моря и держащим огромные столбы, разделяющие небо и землю» (Оd. I, 52), связывая его тем самым с мировой осью (ср. центральное положение Дельф) и со специфическими для носителя магико-юридической функции формами интеллектуальной активности (ср. хитрость Гермеса, двусмысленные вещания Аполлона и т. д.). Как и Аполлон, Атлант находится в родственных отношениях с Гермесом и объединен с этим божеством общим «музыкальным» сюжетом, так как именно Атлант научил Гермеса пению 18. Наконец, если Атлант царствует в райских садах Гесперид, то Гиперборейский рай традиционно связывается с Аполлоном. В «Тимее» амбивалентность Атланта относительно оппозиции «хаос/космос» не учитывается и дидактический вариант основного мифа дается в обобщенной форме: Атлантида — хаос (титаны, Тифон), Афины — космос (боги, Зевс). Однако в «Критии» Атлантида описывается не только как историзованный хаос, но и как историзованный рай — остается выяснить, зачем Платону понадобилась историзация рая.
«Покуда не истощилась унаследованная от бога природа, правители Атлантиды повиновались законам. . . Но когда унаследованная от бога доля ослабела, они. . . утратили благопристойность» (Crit. 120е—121аb) 19. Так через новые и новые отражения в материи отдаляясь от божественного первообраза, Атлантида превратилась во врага олимпийского порядка, как описано в «Тимее», причем ни наилучшее, ни наихудшее состояние обитателей Атлантиды не противоречит традиционным представлениям о титанах с их «адско-райской» амбивалентностью.
В данном случае Платон, несомненно, подчеркивает самый процесс упадка — ничто не бывает дурным изначально, но портится постепенно, отдаляясь от верного понимания блага, чем бы это отдаление ни было вызвано. Однако упадку диалектически сопутствует становление, с разрушающимся соседствует возрождающееся. Поэтому утратившие истину правители Атлантиды должны быть побеждены обладающими истиной предками афинян — так боги некогда победили титанов, но будут после порчи нынешнего космоса побеждены новыми властителями мира20. Интересной параллелью этой концепции служат древне-китайские представления о «небесном мандате», которым обладает император и которого он может лишиться, отступив от справедливого пути — в таком случае он не только может, но должен быть смещен новым правителем, к которому тем самым переходит небесный мандат 21. Это создает в социальном космосе сочетание стабильности и изменчивости: мандат вечен, обладатель его преходящ. Тема вечности и временности вновь возвращает нас к «Тимею», где эти проблемы толкуются в более широком космологическом смысле.
--------------------------
18 Анализ свидетельств наиболее подробг.о дан в статье: Putnam M.C.J. Mercuri, facunde nepos Atlantis. - Classical Philology, 1974, N 69, р. 215—217.
19 Перевод С. С. Аверинцева.
20 Ср. древнеиндийскую концепцию «сменности Индр» и ее этнографические аналоги (подробнее об этом: Васильков Я. В. «Махабхарата» и потлач. — В кн.: Санскрит и древнеиндийская культура. М., 1979, с. 73—82). Представление о грядущей гибели богов нашло наибольшее развитие в германской мифологии. Однако и Зевсу было предсказано Прометеем, что его низвергнет собственный сын, как он некогда низверг Крона.
21 Васильев Л. С. Культы, религии, традиции в Китае. М., 1970, с. 111—119
76
Тимей называет время «движущимся подобием вечности» (37а), которое «бежит по кругу согласно законам числа» (38а). Время возникает вместе с космосом, вместе они и уничтожаются (38b). Возражая против этой циклической концепции, Августин писал: «Положим, примера ради, что как в этом круге времен философ Платон говорил перед учениками в городе Афинах и в той школе, что зовется Академия, — так и снова по прошествии весьма протяженных, но твердо отмеренных промежутков во множестве кругов времен будут повторяться неисчислимые разы этот же самый Платон, этот же город, эти же ученики. Да не будет, говорю, чтобы мы тому поверили!» {De civ. dei, XII, 14) 22. Позднейшие исследователиобычно понимали циклическое время Платона сходно с Августином, акцентируя именно вечное возвращение, бесконечное воспроизведение одного и того же периода 23.
Вот от этого-то и предостерегает нас Платон в «Тимее», а потом дополнительно в «Критии», поддающемся интерпретации лишь в контексте пифагорейской космологии «Тимея». Обратимся вновь к комментарию Прокла, который пишет по поводу Атлантиды: «Каковыже пестрые периоды космических свершений? Всему положены вечное становление и вечная порча» (In Tim. 32d).24. Пестрые и многоразличные космические периоды объединяются единой парадигмой, но конкретное воплощение этой парадигмы различно. Недаром и для пифагорейцев, и для Платона так существенна была космоустроительная роль музыки, ритмического соединения звуков. Цикличность структуры музыкального произведения выражается в воспроизведении темы — но вариации этой темы разнообразны, точное воспроизведение всегда воспринимается как нежелательное или пародийное («испорченная шарманка»). В «Тимее» Платон описал музыкальную гармонию космоса, его основную тему, в «Кратиле» он подчеркнул значение вариаций. Так, в общем для Платона и пифагорейцев учении о метемпсихозе одна и та же душа вселяется в разные тела, создавая единство разнообразных воплощений, оказываясь инвариантной темой этических вариаций.
----------------------
22 Пер. С. С. Аверинцева.
23 Возражения Августина более разумно переадресовать стоикам, действительно упростившим концепцию вечного возвращения до концепции точного повторения — расхожий вариант этих представлений многократно отражен у Марка Аврелия (VI, 37; II, 14; VII, 49 и др.).
24 Распространенность определения ποικίλος применительно к временнóму периоду видна из эклектического панегирика Евсевия. Подробнее о терминологии Евсевия см.: Брагинская И. В. Эон в «Похвальном слове Константину» Евсевия Кесарийского. — В кн.: Античность и Византия.) — М.. 1975. с.286—306.
77
Нельзя не отметить, что именно в этом виде циклическая концепция времени наиболее близка своим этнографическим истокам. Все исследователи «вечного возвращения» в традиционных ку