тех целей, где философия является инструментом в руках кучки жаждущих власти индивидуумов.
Главной целью всех философских систем, под каким бы углом они не преломляли путь к этой вершине, всегда волновавшей каждое человеческое существо и ещё долго намеренное его мучить, является поиск разрешения истинно человеческой трагедии – трагедии, состоящей в конфликте между желанием и надеждой и её крушением среди жизненного океана.
Если определить «любомудрие», исходя из причины, побудившей человека углубиться в созерцание внешней и внутренней природы, т.е. мира объективного и мира субъективного, то философия – это внутренний отголосок внешнего человеческого бессилия, стремление «духом» побороть материю, восстание жизни против смертельного холода окружающей его со всех сторон противопоставленной и неадекватной действительности.
Было уже сказано, что множественность истин – вина многочисленных философских учений и доктрин, вещающих о реальном и объективном через призму своей индивидуалистической субъективности, граничащей порой с мистицизмом.
Всем известно изначальное деление философии на две части, на два враждующих «лагеря».
Эта двухлагерность сводит множественность истин на «нет». (Или, по меньшей мере, к банальной паре не столь замысловатых «вариантов»). Однако, стоит заметить, что не совсем на нет, поскольку дуализм философских течений идёт по первополагаемой причине всех вещей, да и только. Мы не станем, однако, упускать из виду этого дуализма, т. к. он поможет нам облегчить наш дальнейший синтез материала.
Идеализм.
Итак, всем известно деление философии, её дуализм по первополагаемой причине всех вещей.
Одна из «половинок» философии (идеализм), — между прочим, более ранняя,- исходит из начала духовного, божественного, трансцендентального, как породителя вещественного мира.
Вся история философии движется параллельно с историческим развитием науки, и, в первую очередь, – естествознанием. Поэтому корни идеализма именно в бессилии науки, которая в глубинной древности, когда он возник, ещё покоилась на мистических трёх китах.
Наука в тот период, когда появилась философская мысль (смутное, зачаточное подобие современной), увы, ещё не существовала и не могла существовать ни коим образом.
Первобытной человек мир воспринимал как огромную силу, превосходящую его в неисчислимое количество раз и полностью подчиняющую его существо своей «породительской» власти. Вместе с тем, не только природа, но и человеческое сознание для самого человека было не меньшей загадкой. Всё-таки, личные «таинства» ему были гораздо ближе и роднее, более приемлемы, нежели законы бесчувственного вещества, в то время представлявшие собой «загадку Сфинкса».
Это восприятие в свете «мир через собственное Эго» было как раз наиболее свойственно первобытному человеку (как и поныне оно свойственно детям).
Потому-то, общаясь органами чувств с природой, предки видели в ней то, что было и в них самих, поскольку они пока ещё смутно ощущали себя частью этой природы.
А был в них «дух» — загадочная и таинственная субстанция.
А уж, поскольку природа сильнее человека и он зависит от её произвола, как чадо от матери, то и «дух», сокрытый во внешнем круге природы, намного значительней в своём превосходстве, чем «дух» слабого человека.
Отсюда – первое обожествление, фетишизм, наделяющий каждое явление и вещь внешнего мира свойствами, похожими на те, что присущи человеческой психике, но значительно более масштабными по своим производительным способностям, чем зависящее от их власти человеческое сознание.
Грандиозным примером, отражающим начальные рубежи религии, носящим исходные качества всех религиозных систем, является индийская религиозно-философская доктрина индуизм.
Основываясь на мудрости ведических источников, индуизм с течением веков углублял, расширял и обновлял изначальную форму древнеарийского верования, лишь незначительно затрагивая саму «соль» данной религии.
На определённом этапе фетишизм перерождается в анимизм, учение о вселенской душе, которое есть всего лишь следующий шаг от всесильной материи-фетиша к материи-духу.
В этом сама суть первого в истории акта идеализации.
Индуистский анимизм доходит до крайности, объявляя всю объективную реальность чистейшей майя (иллюзией).
Но в то же время представления о душе у него крайне незрелые и ограничиваются тем, что она абсолютна и «абсолютно непознаваема», хотя именно она и есть истинный носитель такого человеческого свойства, как способность познавать окружающий мир.
«Единственное, что можно о ней сказать, — она непознаваема; именно о ней говорится, что она «ни то ни это» (нети нети)…» — Сообщает чешский востоковед Иво Фишер в очерке «От брахманизма к индуизму».
Такое мистическое восприятие творческих сил, заложенных в человеке, подвигает древних индуистских адептов на дальнейшее утверждение о существовании Вселенской души (Брахмана):
«… Появляется тот, кто владеет душами всего мира», тот, кто есть высшее бытие, всеобщее первоначало (Брахман)». Высшее бытие, моя душа, мой Атман, здесь отождествляется с вселенским Брахманом. Он не только находится в человеческой душе, он есть эта душа, Атман, «Я». Атман и Брахман едины.
… Как соль, растворившаяся в воде, делает воду солёной, а сама остаётся непостижимой, так всё сущее имеет свою основу и своё истинное бытие в единственной, непостижимой вселенской сущности, которая содержится во всём».
Как видим, явно устанавливается тождество индивидуальной человеческой души (Атмана) и универсальной вселенской души (Брахмана), что и свидетельствует о «трансплантации» человеком собственных качеств во всё окружающее, а отсюда и устранение множественности всех явлений Вселенной, очеловечивание всего универсума, послужившее способом объяснения его законов – вот истинная сущность идеализации.
На соответствующем этапе эта гуманизация «природной души» доходит до полного отождествления, рождая человеческий облик «первоначала сущего» (Иисус, Магомет).
И всё же поначалу его не хватает для полного объяснения всего множества натуралистических феноменов, а потому каждое отдельное явление реального бытия, как-то: огонь, вода, лес и проч. – получает своего собственного «первоисточника» (тотема).
Таким способом человек обретает главного бога и иерархию дополнительных божеств, которые, соблюдая полное соответствие «человеческим принципам», образуют как бы единую семью или род (что гораздо ближе к исторической общественной реалии).
В зависимости от того, в чём люди усматривали первородную причину (будь то солнце, земля, огонь или небо), возникало представление о родоначальнике (напр., Зевс, Кронос, Юпитер, Дьяус и др.)
Иногда пантеон замещала единая божественная личность, полагаемая всесущей и всеведущей (аллах, христианский бог и проч.).
Словом, политеизм (многобожие) или его отсутствие – это качество религии, зависящее от мистической идеологии её творцов и создателей, той основосоставляющей призмы, о которой уже упоминалось вначале; ведь во многом идеалистическое мировосприятие соприкасается с мировосприятием мистика и исходит из чистейшей воды мистицизма, которому до настоящего момента выпадает главная тормозящая прогресс научного мышления негативная роль.
«Философский идеализм», — писал В. Ленин, — «есть только чепуха с точки зрения материализма грубого, простого, метафизичного. Наоборот, с точки зрения диалектичного материализма философский идеализм есть одностороннее, преувеличенное … развитие (раздувание, распухание) одной из чёрточек, сторон, граней познания в абсолют, оторванный от материи, от природы, обожествлённый». (Ленин В.И.Полн. собр. соч., т.29,стр.152-153)
Таким образом, между идеалистическим мистицизмом и религией нет никакой чётко очерченной грани.
Мистика часто становится религией, принимаясь как культ, или непререкаемая догма.
Мистическое мировосприятие порождает идеалистическую философию — всю ту фальшивую идеологию, в центре которой обычно установлен некий надуманный абсолют, существование которого обязательно для философских систем подобного рода.
Идеалистический абсолют – это универсальная сущность, якобы являющая собой «сияющий ключ» ко вратам познания, нечто единственное и неизменное, лежащее в основе множественной «условности».
В большинстве случаев абсолют объявляется трудно постижимой истиной, «высшей истиной» и не менее, в том смысле, что является единственной скрытой реальностью, находящейся по внешнюю сторону человеческого восприятия, а одновременно и производящей все восприятия, получаемые человеком из «иллюзорного» мира, доступного, но уже посему на самом деле ложного.
Мистицизм – это поиск несуществующей единой истины, которая может послужить основой человеческого знания о мире, объяснить ему всё разнообразие мировых реалий, выступая в качестве своеобразной «гносеологической основы познавательных методов рефлектирующего сознания». Почти во всех случаях он опирается на некую скрытую реалию, нечто недоступное на данном моменте эволюции для свободного понимания человеком, что, однако, не мешает воспринимать это как наличествующее и активно действующее на всё многообразие материальных проявлений Вселенной.
Во всех мистических учениях этот абсолют есть всего лишь нелепейшая утопия, продукт разыгравшегося воображения…и, как ни странно, главный мистический «тезис» имеет первостепенное значение и для всех прочих учений, опирающихся на реальную действительность, и, посему, в корне отличных от идеалистических.
Этот тезис имеет чёткую и однообразную формулировку:
Для единства внутреннего с внешним, субъективного с объективным, для полного согласования «тройственного» человека (человека инстинктивного, эмоционального и мыслящего) и мира внешнего, пресловутой природы со всем её трудно постижимым многообразием не хватает определённого упорядочивающего звена; и главный толкатель любого философского учения – поиск этой мистической связи, этого необходимого звена, в котором заключено вероятное единение двух изначально противоположных враждебностей (или враждебных противоположностей) – человеческого «духа» и грубой материи, сковавшей его стремительный порыв к самоутверждению среди бесконечного пространства вечной материальности и опоясавшей его тугим кольцом всесильной и неизбежной цикличности жизни и смерти, как и всех прочих процессов.
Речь опять идёт о тот самом «сияющем ключе».
Однако материализм в этом плане звучит несколько оптимистичней, поскольку главной ошибкой идеализма является утверждение о непознаваемости абсолюта, а отсюда – и невозможности человека самому найти этот пресловутый «сияющий ключ», который, как правило, в финале всех мучений даётся ему самим абсолютом – по принципу наибольшей лояльности человека:
только исполнив требование всех культов и обрядов, человек сможет обрести единение с Абсолютом (такова основная установка, связанная с «познаваемостью» истины в мистико-религиозных учениях).
Материалистичные школы не напускают никакого мистического тумана, здесь всё гораздо проще:
если правильно ищешь, значит, обязательно найдёшь – познание природы зависит «только от свойств самого познающего субъекта» (Кавычки – признак цитаты, а не иронии)…
Идеализм априорно полагает в основу всего универсального бытия то, что свойственно лишь человеку, и, запутавшись в своей субъективности, — так как ничто не постижимо в себе самом, — приходит к отрицанию возможности постичь «сущность всех вещей» и обладать действительным универсальным знанием.
Такой путь познание приводит в тупик; он не оставляет для познания никаких «надежд» …
Но практика говорит о противоположном:
человек учится, человек постигает секреты природы, он может предсказывать и управлять какой-то частью её процессов.
А это уже есть свидетельство ложности заключённых в идеализме догм и несоответствия его лозунгов действительному положению вещей и познания в материальном мире.
Мы пришли к основному выводу, который однозначно говорит о том, что идеализм – это перенос свойств чисто человеческих на все предметы окружающего мира. Гуманизация природного «демиурга», т.е. её действующей силы, является чисто человеческим заблуждением; природа вообще не несёт в своей основе никаких духовных качеств, похожих на качества рефлектирующего человеческого сознания. Корни такого «природомировосприятия» уходят в исторические глубины и относятся к эпохам с минимальным уровнем научного сознания.
Материализм.
Диалектический материализм – другая, являющаяся результатом более поздних открытий, часть философского мировоззрения и более близкая к современности, которая полагает материю основой всех как воспринимаемых, так и скрытых явлений, первоисточником всех качеств высшей нервной деятельности (как, собственно, и тех, которым свойственно иной раз мнить себя чем-то единственно реальным и абсолютным!).
Материализм вынес резкий приговор многовековым предрассудкам идеализма и религии:
«мистика (= философский идеализм) имеет свои гносеологические корни, она есть пустоцвет, бесспорно, но пустоцвет, растущий на живом дереве живого, плодотворного … человеческого познания». (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т.29, стр. 322)
В любом самом мистическом идеализме есть рациональное зерно. Без Гегеля не явился бы и материализм Маркса, основанный на гегелевой диалектике.
То, что идеализм внёс вклад в развитие материалистического мышления, факт бесспорный.
Достаточно сказать, что в ходе исторического процесса идеализм не однажды подходил к отрицанию абсолюта, им же выдуманного, выходил из рамок мистической галюциогенности, но, столкнувшись со своим «антиподом», с реальностью, означавшей необходимость переворота всей человеческой культуры и логики, ужаснувшись, вновь уходил в себя, зарывался в бездны подсознания, населённого духами и монстрами взбудораженного до пределов воображения.
Долго терзались сердца человечьи в идеализме, пока не был он перечёркнут стремительным толчком экспериментальной научной мысли: теорией относительности Эйнштейна, экспериментами, опровергшими учение Ньютона о наличии эфира, Рейхенбаха о существовании магнетического флюида и т. д.
Громом, который в пух и прах развеял сонмы духов и суеверий, составлявших основу всех идеалистических доктрин, потряс человечество такой неожиданный материалистический переворот веками укладывавшихся стереотипов.
Результатом всех этих научных революций явился на свет первый плод настоящего человеческого знания, поставивший природу ближе к человеческой психике, объединивший их общностью исторического диалектизма и детерминировавший истинную связь между объектом и субъектом, стремящимся к объективному познанию.
Плодом долгожданного объяснения человеческих качеств и способностей, самого источника их, как можно догадаться, явился плод материалистического знания, сменивший всё пустое многоцветие идеалистики.
Самым значительным изменением, внесённым материализмом, явилось в корне иное, отличное от раннего рационалистического, толкование того, что на самом деле есть вершина всего человеческого знания о мире, так называемая «высшая истина», во многих случаях приравниваемая к Абсолюту.
Оказалось, что высшая истина (или Абсолют) не есть нечто большее, чем человеческое сознание, и доступное лишь путём «аскезы» или «очищения», о котором писал Л. Толстой, словом, постоянного самовозвышения над наличествующей реальностью и молитвой к высшему существу, дабы оно даровало хотя бы частицу великой мудрости.
Высшая истина – иллюзорный идеал, абсолютный лишь в смысле своего полнейшего несуществования.
Этот идеал не имеет никакой общности с высшей мировой реальностью, и, вообще, высшим его можно считать лишь как абстракцию, символизирующую поступательный процесс эволюции человеческого существа от современного уровня сознания к более высокому, «от относительного к абсолютному» знанию обо всём многообразии (полиморфности) материи. И этот идеал достижим лишь путём долгого диалектического познания самого познающего субъекта, а не с помощью сверхъестественных сил.
«Выше естества нет ничего!» – Так коротко и афористично передаётся главная мысль материализма.
Обобщение сказанного.
Итак, во всех теориях и доктринах, базовый фундамент которых мы постарались вкратце осветить, не касаясь «надстроечных» особенностей, основная роль, передний план внимания исследователей выпадает двум природным реальностям, одна из которых,- частица другой, наделённая особыми качествами,- в самый раз благодаря этим своим особым свойствам, «противопоставляет себя всему остальному» (в случае идеализма), либо признаёт свою полную зависимость и подвластность этому последнему (в случае грубого материализма):
ПРИРОДА И ЧЕЛОВЕК – вот главные «действующие лица» всех философских учений, несмотря на то, что некоторые из них присовокупляют к этим двум ещё и третью особую, значительную по своим функциям надстройку, носящую чисто человеческий характер своего происхождения и противоположную природной реальность.
Эта вспомогательная надстройка некоторых учений есть некий бог, дух, высшее существо, вечный разум, великая жизненная сила, душа всего сущего, изначальная реальность, магнетический флюид, мировой эфир и т. д. Словом – Верховный Абсолют.
Основываясь на более современных позициях, т.е. на позициях диалектического материализма, дабы иметь более объективное воззрение на бытие и не приписывать ему того, что «слабый» интеллект не в состоянии объяснить с помощью «скудных словесных форм», не обращаясь ни к каким силам, скрытым «по ту сторону», попытаемся восстановить себе ту картину мира, которую способно видеть наше внутреннее абстрактное «зрение», т.е. (субъективное, всё-таки!) воображение.
Несмотря на предписания Папюса и Декарта о том, что для объективного видения необходимо целиком основываться на умозаключениях, исходящих из собственной головы, нам придётся, однако, пользоваться некоторыми, т.е. почти всеми, за исключением некоторых, идеями, уже созданными другими людьми и доказанными научной практичностью.
Словом, предметами нашего дальнейшего поиска и исследования будут являться, во-первых, человек, и, во-вторых, человек в материальном мире.
Мир и человек – вот главные объекты последующего внимания.
Сознание: научное и обыденное.
Как известно, знание есть продукт интеллекта, т.е. такого свойства познающего субъекта, которое лежит в основе его познавательных тенденций и возможностей, которое заставляет его искать ответы, строить гипотезы и т. д., т.е. знание – продукт интеллекта, разума, и, если можно так выразиться, то ко всему прочему (или, прежде всего) любопытства.
Любопытство , как говорит материалистическая диалектика, есть главный двигатель интеллекта.
Последний, как правило, действует вслепую, на основе догадок, гипотез; и его главная цель – поиск истины, познание. Сознание же формируется в процессе познания, с накоплением соответствующего объёма знаний о материальном мире.
Сознание есть высшая форма деятельности головного мозга, которая развивается на основе того или иного интеллектуального опыта, т.е. знания.
Человек в процессе познания ещё подвержен сомнениям и колебаниям, он осторожно прокладывает шаги, старается не соскользнуть с тропы истины; у него нет уверенности и целостного представления, он «блуждает впотьмах». Когда же объём знания (его качество и количество) уже позволяют ему более или менее ориентироваться на этой «тропе», знания (поначалу такие разрозненные и бессистемные) вдруг синтезируются в целостную картину, приобретают форму и объём.
После долгого анализа человек наконец-то обретает способность синтезировать исследованное. Но законченный и полный синтез познания ещё не означает появления осознанности. Сознание появляется только после системного синтеза, т.е. полного познания, применённого к реальным объектам на практике, когда познанный объект уже целиком и полностью включается в сеть других объектов познания, занимая среди них своё должное место и получая определённую подсистемную характеристику и свое истинное значение в системе этих категорий.
Сознание суть познание значений и возможностей определённого явления или вещи. Зная, человек начинает «осознавать», т.е. распоряжаться, прилагать, прогнозировать, регулировать и делать другие манипуляции с приобретённым знанием. Смысл осознания, по-видимому, заключён именно в том, чтобы понять взаимосвязи, незримо пролегающие между одним конкретным объектом знания и всеми остальными объектами того же знания. Иными словами, осознанное знание – это систематизированное знание.
Практика – вот то поле, на котором проверяется истинность любых знаний. Реальность вполне объективно показывает и демонстрирует результаты, вытекающие из «команд и императивов», применённых к ней человеком с использованием тех или иных формул, а, стало быть, проверка касается и самих формул — правильности отражённых в них знаний. Если формулы знаний неверны, то к реальности они неприменимы и грозят лишь непредсказуемыми последствиями! Обычно «испытательные» масштабы применения новых, ещё непроверенных знаний ограничиваются только территорией небольших лабораторий – это вполне правильный и сознательный подход. С другой стороны не единожды в истории имели место случаи человеческой самонадеянности, когда непроверенные и неосознанные действия, проводимые по сомнительным и неверным формулам, приводили к немыслимым и ужасным катастрофам глобальных масштабов. Следовательно, нельзя «глобализовать» знания, не проверенные на предмет адекватности и не прошедшие предварительных минимасштабных испытаний!
Экспертная проверенность – это один из атрибутов полученного адекватного знания, гарантирующий некоторую степень надёжности дальнейшего применения его другими субъектами (носителями знания), то есть людьми, заимствовавшими свои знания из какого-либо начального оригинала или действительного автора. Экспертное исследование подразумевает под собой ряд предварительных экспериментов, которые необходимо проводить, прежде чем практически применять исследовательские результаты. Без такого исследования широкомасштабное использование таких бы то ни было технологий чревато последствиями неприятного содержания…
Суть познания, как видим, – в стремлении научиться управлять и подчинять своей воле предметы и вещи окружающего стихийного мира. Именно этот императив изначально движет человеческим познанием и веками занимает умы учёных и простых «профанов». Ведь, прежде чем приступить к любому делу или операции, требуется предварительный опыт и сведения о последующих результатах таковых.
Древнеримский оратор Марк Тулий Цицерон и некоторые другие античные философы полагали суть истины в том, чтобы человек смог пользоваться ею с большим успехом в своей повседневной жизни и она помогала бы в решении возникающих у обычных, невежественных (т. е. незнакомых или «недружных» с нею, истиной), людей бытовых проблем и вопросов. Такое понимание истины сугубо прагматично; школа, которой оно принадлежит, так и именовалась – школой философов-прагматиков.
Прагматичное восприятие знания – это веление самой природы, поскольку существует довольно суровая зависимость человека в частности (и человечества в цельности) от внешней материи, всех окружающих стихийных и материальных объектов. Вся совокупность человеческих знаний априорно нацелена на то, чтобы добиться с их помощью стабильного и гармоничного существования человеческих субъектов в материальной среде. Сознание, таким образом, — это неминуемый приход человеческой рефлексии к пониманию всех связей — как отдельной личности, так и всего человечества с объектной средой; это переход на такой уровень практической деятельности, когда каждый шаг, совершаемый группой или отдельным человеком, рассматривается с точки зрения последствий, которые данный шаг причинит всему окружающему макрокосму.
С «точки зрения сознания» человек, применяющий высокоинтеллектуальные технологии и знания (и умеющий их применять, а потому явно не относящийся к профанам!), если он делает это, забывая о неблагоприятных последствиях, которые их применение может повлечь за собой в отношении внешней социальной и естественной «экологии», — такой человек бессознателен и его невежественность ещё грубее и опасней, чем обычное невежество несведущего профана!
В интеллектуальной деятельности человек сталкивается с невероятным объёмом информации. Большого труда стоит систематизировать каким-то образом всё это, привести в порядок, найти надлежащее место каждому отдельному факту из той или иной области. В конечном итоге вся эта ёмкость и многотомность научных мыслей (чисто книжной природы) приводит к невероятным психическим переутомлениям, нагрузкам и стрессам.
Но путь познания только один, и он лежит через всю эту утомительную зубрёжку, через прочтение многочисленных криптограмм, учебников, научных трудов и т. д. Таким образом, для нас несомненно, что этого избежать невозможно и иного пути познания не дано. Из этого неизбежно следует, что поиск определенного подхода, выработка соответствующего метода познания – это одна из первейших задач каждого, ступившего на путь к постижению научных истин!
Для начала взглянем на науку глазами непосвящённого, профана, новичка. И мы увидим следующее:
Язык науки подчас утомителен и однообразен. Слишком мудрёные научные характеристики едва ли усваиваются с первого знакомства. Они требуют повторного перепрочтения и глубокого анализа почти в каждой лексеме, в каждом термине и каждом отдельном его применении. Переосмысление и усвоение всей суммы такого обширного научного материала в конечном итоге нуждается в большом по своему объёму количестве времени, нервов, сил, физического и умственного напряжения. А ведь во многих случаях, в конечном счёте, столь длинное наименование процесса или какой-либо абстракции оказывается не столь важным и даже, подчас, выразимым в более простых средствах. Одним словом, на современном этапе наука – это бесконечная путаница терминов и понятий, с трудом комплектуемых в какую-либо строгую систему (границы этой системы поистине бескрайни!).
Скепсис следующий:
Возможно ли объективное, строгое владение всей суммой современных знаний с целью приобретения истинно научного миропонимания и практического опыта? Не представляет ли многое, хранящееся в научном архиве, пустые и непригодные исторические реликты, «наносы времени»?
По всем признакам уже крайне очевидна серьёзная необходимость упростить терминологический язык до более понятного, вплоть до разговорного, уровня, привести науку из области пустой абстракции в русло тесной систематизации. Второй важный шаг– вывести науку из русла морали и устоев (т. е. запечатлённой в ней нелепости и абсурда) в русло объективной человеческой действительности, под которой понимается всё истинное и натуральное, без чего деятельность человека ему самому представляется ущербной и неудовлетворительной.
Выдача недоказанного и необоснованного за реальное или достойное принятия в повседневный обиход имеет неотложную необходимость закрепления в юридическом праве в запретительном виде. Гадания, экстрасенсорика и астрология, различные психопрограммирующие школы далёких и сомнительных корней (как правило, завезённые из Полинезии, Африки или с Дальнего востока); старые полумифические и полуязыческие суеверия и культы, а также все без исключения идеалистические и мистические доктрины (в числе прочих и религиозные) – вот те путы, которые тормозят реальный ход научного познания мира; насаждают в интеллект простых граждан, далёких от академических аудиторий и библиотек, отнюдь небезобидные фантомы иллюзий; фобии и навязчивые идеи. Всё это активно используется многочисленными шарлатанами и проходимцами ради денежной наживы или ради управления обыденной психикой людской; посредством этих ухищрений они подбивают «обывателей» на логически необоснованные действия (как, например, совершение ненужной и расточительной покупки под воздействием рекламного «фактора»); а неисчислимо вселяемые ими с помощью мистики и гипноза ложные страхи и внушения широко применяются для создания у обывателей панической поспешности и легкомыслия, чем, как правило, вызывается необдуманное совершение расходов, дача взяток, разбазаривание личного имущества и прочие виды психопрограммирования. Список злоупотребления «околонаучным» знанием безграничен!
Суть этого злоупотребления в том, что все подобные псевдоучения – это верный способ влияния на людскую психику. Действительно, научно они основываются, как правило, на неплохом знании о психических свойствах человека, и, несомненно, используют недюжинные психологические навыки. Однако, по сути – это просто программы зомбирования; они написаны на специфичном «языке психопрограммирования» и рассчитаны для бесцеремонного и наглого применения на доверчивом и малоосведомлённом «среднем обывателе» с целью надувательства и грабежа.
Хуже всего из выше перечисленного — самое крайнее и экстремально бесчеловечное применение научных знаний или должностей не на благо человека, как это должно иметь место, например, в тех же больницах или ВУЗах, а во вред. Несмотря на то, что у тамошних специалистов есть беспрекословные клятвы Гиппократа и т.д., данные ими из глубин своей совести и души при «обряде посвящения» в профи, среди них всё чаще находятся беспардонные нелюди и подонки, способные торговать человеческими внутренностями, решать судьбы себеподобных «рядовых существ» без их ведома и согласия, и не в их, «рядовых людишек», увы, пользу; и т. д.
Все мы, общество, ещё не нашли достаточно стройного и красивого взаимопонимания; не научились действительно понимать ни себя, ни окружающих; не выработали в себе автоматической программы самонаказания и самоограничения…и не избавили себя от ложных и иллюзорных устремлений в «светлое завтра» путём учинения «тёмного сегодня». Мы не поняли самих себя: кто мы? Чего хотим? Чем занимаемся? Куда движемся?.. Если бы только каждый из нас почаще задавался подобным вопросом!
Простыми словами всё сказанное можно определить как необходимость полного соответствия теории и практики, их общего единства, поскольку, как нам справедливо представляется, наука постоянно стремится уйти в сторону от быта, а практика целиком зиждется на базе обыденного сознания, весьма удалённого от всякого рода теорий, исключая устои, традиции и особую религию повседневного поведения – этические нормы.
Здесь необходимо отметить один недостаток, который сдерживает познания человека на одном почти не меняющемся уровне уже множество столетий. Человек обычно создаёт лишь основы, «введение», но редко стремится пойти дальше в своём познании и объединить всё, что ему известно, в одну общую универсальную систему. Этому мешают и объективные, и субъективные причины. Во-первых, всего объёма информации один человек не способен «переварить» как следовало бы; во-вторых, это заняло бы слишком много времени; а в-третьих, мнение одного человека считается недостаточным.
Возьмём конкретного «гения», такого как Альберт Эйнштейн. Он создал лишь то, что уже стояло на пороге открытия, подведённое к этому порогу другими учёными, — таково его собственное признание. Но, открыв теорию относительности, автор не смог самостоятельно проделать всю работу, которая требовалась для того, чтобы применить данную теорию ко всем научным объектам, нуждающимся в этом. Многие уравнения, исходящие из СТО и ОТО, были составлены уже не им, а последователями Эйнштейна. Это свидетельствует лишь о том, что единичный человек не способен проделать всего, что требуется для усовершенствования найденной им истины.
Достижение полной упорядоченности, последовательности, лаконичности и схематичности – это идеал науки. Впрочем, ко всем выше начатым раздумьям о современном научном знании придётся ещё неоднократно вернуться. А пока обратимся к конкретному аспекту повествования: отношению между обыденным сознанием и сознанием научным.
Вполне логично, что сознание новичка, «чайника», «профана» полностью подвергается давлению более сильного по разуму авторитета, ата